"В Правительстве РФ подготовлен проект закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности».
Если исходить из логики авторов законопроекта, то любое имущество может быть выведено из числа музейных ценностей. Например, Зимний дворец, как и Новодевичий монастырь, тоже строился не для музея. И «Сикстинская мадонна» писалась не для Дрезденской галереи. И вэджвудский фарфор делался не для музея. Все созданное человеком имеет какое-то первоначальное предназначение. Однако любое общество в процессе развития осознает некоторые объекты как культурные ценности, подлежащие изъятию из повседневного обихода с целью сохранения и передачи из поколения в поколение — для этого обществом создан специальный институт, именуемый музеем. Чем шире круг объектов, осознанных как ценности, тем выше культура общества. А потому музей является точным индикатором состояния культурного здоровья. Если пошел процесс «демузеефикации» наследия — возврата памятников для дальнейшего использования по первоначальному назначению (сервизов XVIII века — в ресторан, икон XII века — в действующую церковь и т. п.), это признаки тяжелой болезни.
Историческое чувство россиян своеобразно: в нем отсутствует граница между прошлым и настоящим. Мы постоянно откатываем счетчик времени назад и пытаемся снова и снова переписать историю. После ухода в небытие советского государства правительство начало отдавать долги. Хранившиеся в церквах иконы, долгие годы считавшиеся государственной собственностью, «находящейся в пользовании религиозных объединений», обретали в лице церковных общин новых владельцев.
Но быстро выяснилось, что Русская православная церковь (РПЦ) как часть постсоветского общества больна теми же недугами, что и общество в целом. Благородную миссию по возрождению духовности нации потеснили ведомственные интересы. Оказалось, что восстанавливать полуразрушенные храмы — дело дорогостоящее и хлопотное, гораздо выгоднее брать отреставрированное: началось выселение музеев, размещавшихся в церковных зданиях и бывших монастырях.
В той или иной мере пострадали все музеи, расположенные в старых русских городах. Настоящему разгрому подверглись музеи Александровской Слободы, Звенигорода, Костромы, Рязани, Сергиева Посада, Суздаля, Тобольска… Попытки музейных работников спасти вверенное им национальное достояние подавляются «огнем на поражение». Освобождены от занимаемых должностей директор Рязанского музея-заповедника Л.Д. Максимова, директор Соловецкого музея-заповедника М.В. Лопаткин, директор Государственного исторического музея А.И. Шкурко. Иногда это делается под благовидными предлогами, иногда вполне откровенно. Так, про Л.Д. Максимову было официально заявлено, что она уволена за то, что «не искала компромисса с церковными иерархами».
Тем временем перечень невозвратных потерь отечественной культуры растет. Еще не закончился процесс выселения Костромского музея-заповедника из стен Ипатьевского монастыря, как по недосмотру новых хозяев сгорела деревянная церковь XVIII века «на Новом дворе». Та же участь постигла переданную РПЦ уникальную деревянную церковь в Новом Иерусалиме. Иногда разрушения менее очевидны, но столь же необратимы. В действующих церквах коптят свечи, изготовленные из химических суррогатов. Верующие заходят с улицы в мокрых плащах, отчего во время богослужений резко подскакивает влажность. Для удаления пыли и копоти иконы периодически протираются мокрыми тряпками. Такой бездумной эксплуатацией загублены иконостас Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры, рублевские фрески во владимирском Успенском соборе и звенигородском Успенском соборе «на Городке».
Очередной жертвой «использования по первоначальному назначению» стала ценнейшая икона XII века «Богоматерь Боголюбская» (всего сохранилось чуть больше десятка домон-гольских икон). В 1992 году она была передана Владимиро-Суздальским музеем-заповедником Княгинину монастырю во Владимире. Икона была помещена в специальную капсулу-киот с автономным климатом. В конце 2009 года выяснилось, что обеспечивающее микроклимат оборудование частично отключено, а частично продано монахинями. В результате чего с шедевром древнерусской живописи произошли необратимые изменения, с которыми ничего не могут поделать самые квалифицированные реставраторы. Икона разрушена плесенью.
«Главный ресурс церкви, разумеется, земля, доставшаяся РПЦ бесплатно. «Представьте себе, насколько сегодня уже стало трудно — даже за деньги — найти в центре Москвы земельный участок под строительство офисов или элитного жилья, — сказал в интервью газете «Время новостей» представитель Центра инвестиционных программ РПЦ. — Таких свободных участков ни у кого уже нет. А у церкви такие участки есть. И в этом шанс для наших перспективных проектов». В настоящее время «в разработке» находится более ста адресов по всей Москве. Программа восстановления патриарших подворий в столице предусматривает под церковным патронатом и частично на базе объектов недвижимости РПЦ строительство коммерческих объектов — офисных, торговых и жилых комплексов».
Стоит ли удивляться, что РПЦ не особо интересуется полуразрушенными сельскими храмами. Их низкая инвестиционная привлекательность по сравнению с городской землей и недвижимостью совершенно очевидна. Зачем их восстанавливать? Куда интереснее разобраться с тем, где в этой стране самая дорогая земля и недвижимость.  Ответ известен: в исторических центрах городов. Правда, тут имеется небольшая загвоздка: выгодно расположенные постройки богослужебного назначения — церковные здания и монастырские комплексы — в основном уже переданы Московской патриархии. Отнимать вроде бы нечего. Однако эта трудность была легко преодолена. Новым объектом церковного рейдерства стали кремли России.
«Кремль м. крем, кремник стар. и кром (от кромить, кромленое место), детинец, внутренняя крепостца, крепость внутри города; стена с бойницами, воротами, башнями, ограждающая важнейшую часть города, дворец, казну и пр.». (Толковый словарь живого великорусского языка). Наивный старик Даль. Он был знатоком русской истории. А потому не мог предположить, что систему фортификационных сооружений можно объявить имуществом религиозного назначения. Он был уверен, что бастион и амвон — не одно и то же. Но в наше время люди стали гибче, и выяснилось, что разница не столь уж велика…
Своего последнего здания на территории Тобольского кремля лишился летом 2007 года Тобольский государственный историко-архитектурный музей-заповедник. И тем самым перестал быть историко-архитектурным музеем-заповедником. По утверждению специалистов, «пятнадцать лет хозяйствования Тобольско-Тюменской епархии на территории кремля наглядно показали, что эта негосударственная организация игнорирует существующие законы по охране исторических объектов и ведет планомерное приспособление памятников Тобольского кремля под свои бытовые нужды».
Несколько по-иному дела обстоят в Зарайском кремле. Там музей из кремля еще не выселили. Разговоры об этом идут, но на настоящий момент Зарайский кремль епархии не передан. Это муниципальная земля. Пока «суд да дело», церковь пошла по пути самозахвата территории: ровно посредине архитектурного ансамбля XVI века воткнули «дом священника» — безвкусный кирпичный особняк с гаражом, совершенно обезобразивший вид уникального памятника архитектуры — самого маленького кремля России. В данном случае речь идет уже не о плохой реставрации, а о несанкционированном строительстве, игнорирующем существующие законы по охране исторических объектов.
В конце минувшего года интересный поворот получили события в Соловецком кремле. Директором музея назначен наместник Соловецкого монастыря архимандрит Порфирий. До этого имела место простая и вполне понятная жизненная ситуация. Было имущество (земля и недвижимость), на которое претендовали два субъекта — музей (федеральное государственное учреждение) и монастырь (подразделение общественной организации). Интересы этих субъектов объективно противоположны, и их руководители должны были «держать позицию»: директор музея — «государев человек» — обязан блюсти интересы госучреждения, а настоятель — своей общественной организации. Теперь коллизия разрешилась. Понятно, как поведет себя настоятель, став полноправным владельцем музейной печати. Он начнет использовать новое служебное положение для получения монастырем разного рода преимуществ в споре с музеем. Все это понимают. Начиная с министра культуры А.А. Авдеева, подписавшего новое назначение. Эта ситуация — «использование руководителем госструктуры своего служебного положения для получения имущественных и неимущественных благ и преимуществ в любой форме» — имеет на юридическом языке четкую квалификацию. Она называется коррупцией. С коррупцией у нас давно не все в порядке. Но я не припомню случая, чтобы коррупцию учреждали официально — приказом сверху.
По заявлению Рязанского музея-заповедника, «вопрос о выводе музея-заповедника с территории [Рязанского] кремля отнюдь не решен, главным образом потому, что это противоречит целому ряду важнейших законодательных и подзаконных актов РФ, нарушать которые никто не имеет права».  Увы, решение найдено: раз противоречит закону, значит, напишем другой.
Хочу еще раз обратить внимание, что во всех описанных случаях речь идет о постройках нерелигиозного назначения. Соборы в кремлях Тобольска, Зарайска, Соловков и Рязани в большинстве своем уже используются в богослужебных целях, и о них спора нет.
Вообще, с кремлями и монастырями всегда существовала некоторая путаница. Комплекс построек, обнесенных крепостной стеной, на Руси называли то кремлем, то монастырем, не очень вникая в его функциональное назначение. Например, Ростовский кремль — это не кремль, а монастырь. Точнее — резиденция митрополита, дворцовый комплекс, принадлежащий духовному лицу. Но уж не кремль точно. А вот Савино-Сторожевский монастырь в Звенигороде — наоборот, не монастырь, а кремль. Мне всегда интересно было наблюдать там за туристами — входит группа, экскурсовод говорит: «Вы находитесь в мужском Савино-Сторожевском монастыре. Большое здание перед вами называется Царицыными палатами. Это загородный дворец царицы». И хоть бы кто бровью повел! Может ли царица иметь резиденцию в мужском монастыре и проживать там со всеми своими боярышнями и сенными девушками?
В реальности это, конечно же, не монастырь, а кремль, на территории которого было много чего и в том числе — монастырь (ситуация, аналогичная соловецкой). Ведь только в Московском Кремле монастыри (Чудов и Вознесенский) имели четко очерченные границы, а в Звенигороде, на Соловках и в других кремлях территория была общей. И чтобы никому не было обидно, РПЦ отдают все: и то, что было когда-то монастырем, и то, что по ошибке называется этим словом.
Не менее странными выглядят аргументы сторонников передачи РПЦ  древних памятников иконописи. Этих аргументов два:
— Иконе не место в музее, она должна использоваться по первоначальному назначению.
— Отдадим имущество хозяину, вспомним, кому оно принадлежит.
Относительно второго тезиса хочется возразить, что многие памятники древнерусского искусства никогда не были церковной собственностью. Например, «Богоматерь Владимирская», на которую давно претендует РПЦ, ни дня ей не принадлежала. Как была привезена на Русь в XII веке, так и оставалась княжеской — великокняжеской — царской — государственной собственностью.
С требованием использования «Богоматери Владимирской» по первоначальному назначению тоже получается не очень складно. Это не храмовая икона. Ее брали в военные походы и выставляли перед войском, чтобы защититься от неприятеля. Что же нам теперь — водрузить «Богоматерь Владимирскую» на танк и отвезти в зону боевых действий? Устроить с ней молебен под артобстрелом?  Хорошо верить, что «люди не сохранят лучше, чем Господь», но рисковать все же не хочется…
Конечно, во всех этих вопросах авторам законопроекта было совсем нетрудно разобраться. Но, переписывая историю, лучше ее не знать. Исторические реалии создают в этом процессе ненужные помехи."